Свадьба была похожа на ожившую акварель: размытые пятна улыбок, переливы смеха, мерцание бокалов и два ярких, сияющих пятна в центре — счастливые лица новобрачных. Ариана стояла в тени арки, увитой живыми цветами, и смотрела на свою подругу. Элеонора. Элли. Та, с кем они вместе прошли сквозь все круги детства и юности. Сидели за одной партой, списывая друг у друга контрольные, засыпали под шепот в одной комнате студенческого общежития, делились самыми сокровенными мечтами. И вот теперь Элли сияла, поймавшая свое счастье за руку, а ее избранник, Артур, смотрел на нее так, будто готов был свернуть для нее горы.
Ариана радовалась, искренне и безудержно, но где-то глубоко внутри, в самых поталенных уголках души, шевельнулась тихая, едва уловимая тень зависти. Не к богатству или статусу, а к этой абсолютной, уверенной гармонии, которой, казалось, было пронизано все существо ее подруги.
Их история была похожа на добрую сказку. Познакомились на пятом курсе, подошли друг другу с первого взгляда, словно две половинки разорванной когда-то карты. Свадьба была скромной, но планы строили грандиозные. Элеонора стала для Артура не просто женой, а настоящей опорой, тылом, музой. Они грезили детьми, но решили немного подождать, пока дело Артура не встанет на твердые рельсы.
Бизнес раскрутился стремительно и блестяще. Скромная квартирка сменилась роскошным загородным особняком, а Элеонора, с легкой руки мужа, оставила работу, погрузившись в мир уютного быта и ожидания материнства. Но когда они решили, что время пришло, оказалось, что счастье имеет свою цену, и расплачиваться за него пришлось именно ей. Беременность не наступала. Ни через месяц, ни через год.
Они прошли всех возможных врачей, сдали горы анализов. Диагноз звучал почти насмешливо: «Практически здоровы». «Практически» — это слово стало отравленной иглой, вонзившейся в сердце Элли. Она металась по клиникам, пробовала новые методики, глотала горсти витаминов, в то время как Артур постепенно отдалялся. Он с головой ушел в работу, все чаще задерживался на совещаниях, уезжал в командировки. Идея ЭКО натыкалась на вечное «не сейчас», «как-нибудь в другой раз», «ты же понимаешь, какой у меня сейчас проект».
Тогда Элеонора, в отчаянии, ухватилась за соломинку, которую подала ей Ариана. Та, сама увлекавшаяся духовными практиками, осторожно намекнула, что иногда причины могут лежать в области, недоступной для медицинских приборов. Элли с жадностью погрузилась в эзотерику, штудировала форумы, искала ответы в знаках и картах судьбы. Именно там она вычитала о бабушке, жившей в глухой деревне, которая якобы помогала даже в самых безнадежных случаях.
К удивлению Элеоноры, Артур не стал отмахиваться от этой идеи. Он нашел время, отвез ее к той старушке. Та, выслушав их, внимательно посмотрела на них обоих, а потом уставилась куда-то в пространство за спиной Артура. Ее взгляд стал остекленевшим, безжизненным.
— Вам не ко мне, милые, — просипела она. — Вам друг к другу прислушаться надо. Особенно ему. Разберитесь в себе. Потом и дитя придет. Вы оба здоровы.
Артур взорвался. Он назвал все это мракобесием, приказал жене прекратить бегать по «шаманам и шарлатанам» и наконец-то спуститься с небес на землю. Тема детей была закрыта. Окончательно и бесповоротно. Они продолжали жить под одной крышей, но их жизни разошлись, как параллельные прямые в бесконечности. Он — в своем мире деловых встреч и бесконечных поездок, она — в своем коконе одиночества и несбывшейся мечты.
Ариана, приехавшая навестить подругу, с ужасом обнаружила, что не узнает ее. Элеонора похудела до прозрачности, под глазами залегла густая, почти фиолетовая тень бессонных ночей, а в самом ее взгляде было пугающее отрешение, будто она смотрела не на реальный мир, а сквозь него. После долгих уговоров и чашки крепкого чая Элли разрыдалась. Сквозь рыдания и сдавленные всхлипы она выложила подруге всю свою боль: леденящее одиночество, холодность мужа, его постоянное отсутствие, полное исчезновение былой близости. Она задыхалась в этом роскошном, стерильно-чистом доме, который давно перестал быть домом, а превратился в красивую, бездушную тюрьму.
— Мы разваливаемся, Ариана, — шептала она, сжимая в белых пальцах край халата. — Я чувствую, как все рушится, а сделать ничего не могу. Как будто меня медленно замуровывают в стену.
Прошло около месяца. Поздним вечером у Арианы зазвонил телефон. На том конце было лишь тяжелое, хриплое дыхание, прерывающееся сдавленными всхлипами.
— Элли? Элеонора, ты меня слышишь?
В ответ — лишь сипение. Сердце Арианы сжалось в ледяной ком.
— Держись, я уже еду.
Через двадцать минут она уже входила в знакомый дом. Дверь была не заперта. Элеонора лежала на диване в огромной гостиной. Ее лицо было цвета влажного пепла, губы синеватые. Она дышала прерывисто и тяжело, словно на ее груди лежала невидимая, но невыносимо тяжелая плита.
— Элли! Что с тобой?
Ариана, машинально, достала из сумки ингалятор — она подумала о приступе астмы, аллергии, чем угодно. Брызнула. Стало чуть легче, но ощущение удушья не прошло полностью.
— Где Артур? — спросила Ариана, оглядываясь по сторонам. Дом был пуст и молчалив.
— В… командировке… — с трудом выдохнула Элеонора. — Уехал позавчера…
Ариана вспомнила, как всего вчера видела его машину — он проехал мимо нее на перекрестке, увлеченный разговором по телефону. Но говорить об этом сейчас подруге, которая и так была на грани, значило добить ее окончательно.
— Давай вызовем скорую? Немедленно!
— Нет… — Элеонора слабо мотнула головой. — Что я им скажу? Что у меня болит душа? Что меня тоска гложет изнутри и не дает дышать? Не хватает воздуха… как и радости… Они не поймут.
Отчаяние заставило Ариану действовать решительно.
— Тогда поехали со мной. Прямо сейчас. К Агнессе. Я умоляю тебя, Элли, не отказывайся. Это последний шанс.
Та безвольно кивнула, будто ей было уже все равно.
Ариана набрала номер. Кратко, сбивчиво объяснила ситуацию. В трубке повисла долгая, тягучая пауза. Потом мягкий, но не допускающий возражений голос произнес:
— Пусть она сама возьмет трубку.
Ариана поднесла телефон к уху подруги. Та слушала, и глаза ее постепенно расширялись от недоумения и страха.
— Хорошо… — прошептала она наконец и бросила взгляд наверх, в кабинет мужа.
Опираясь на Ариану, Элеонора поднялась по лестнице. Кабинет Артура был образцом порядка и строгости. На массивном дубовом столе лежала стопка книг. И среди них — одна, в темно-синем кожаном переплете, без каких-либо опознавательных знаков. Элеонора машинально потянулась к ней. Книга открылась на странице, где вместо закладки лежала старая фотография. Их общая фотография, сделанная на той самой скромной студенческой свадьбе. Они смеялись, прижавшись друг к другу щеками.
Но теперь их счастливые лица были испещрены странными, зловещими символами, нарисованными красными чернилами. Лицо Элеоноры было почти полностью перечеркнуто паутиной линий, а вокруг него был выведен какой-то повторяющийся узор, похожий на замкнутую спираль или петлю.
В этот момент в кабинет вошла Ариана. Она взглянула на фото и кровь отхлынула от ее лица. Она все поняла. Слишком многое.
— Вот на кого бы я в жизни не подумала… — вырвалось у нее шепотом, полким ужаса и отвращения.
— На кого? — голос Элеоноры дрожал.
— Поехали. Агнесса ждет. Она уже все знает.
Квартира Агнессы в центре города поражала контрастом: снаружи — обычная «сталинка», внутри — атмосфера другого времени и измерения. Их впустила молодая девушка с бездонными, спокойными глазами. В гостиной, заставленной сундуками и книгами, в глубоком кресле сидела женщина неопределенного возраста. Ее нельзя было назвать ни молодой, ни старой; в ее облике было что-то вневременное.
— Садитесь, — она кивнула на диван. — Но сначала дайте мне фото. Хотя, глядя на вас, дитя мое, можно и не смотреть. И так все ясно.
Она взяла фотографию кончиками пальцев, будто это была не бумага, а ядовитая змея, и бросила на нее беглый взгляд.
— Вот же… подлец, — выдохнула она без злобы, с холодным презрением. — Анна, — обратилась она к девушке, — напои нашу гостью травяным чаем. А ты, милая, иди со мной.
Дверь вглубь квартиры закрылась. Ариана осталась ждать, слушая тиканье старых часов и пытаясь заглушить нарастающую тревогу. Час спустя дверь открылась. Первой вышла Агнесса. Ее лицо было серьезным и усталым. За ней, опираясь о косяк, вышла Элеонора. Она была заплакана, но странно — ее глаза, красные от слез, смотрели уже не в пустоту, а в聚焦рованно и осознанно. Словно ее только что разбудили от кошмарного сна.
— Вовремя вы ко мне пришли, — тихо сказала Агнесса. — Еще чуть-чуть, и я бы не смогла помочь. Забрали бы. Но теперь все кончено. А тому… воздастся. Не беспокойся, дитя. Строил ловушку — сам в нее и угодит. Трижды. Иди с Богом. Все у тебя будет хорошо. Через пару лет, может, чуть больше, родишь прекрасную дочь. И не жалей его. Он тебе насмерть сделал, избавиться хотел потихоньку, тихо, чтобы не делиться нажитым. Все. Идите.
На улице Ариана, дрожа от нервного напряжения, спросила:
— Ну как ты? Что она делала? Агнесса… она светлая, она никогда не делает зла, только снимает его. Она помогла?
Элеонора молчала. Она шла, закусив до белизны губу, а по ее щекам ручьями текли молчаливые, горькие слезы. Она плакала не от боли, а от страшного, леденящего душу понимания. От осознания той бездны предательства, что зияла на месте ее бывшего счастья.
— Она… она показала мне все, — наконец выдохнула она, и голос ее был хриплым от пережитого ужаса. — Я видела… чувствовала… его мысли. Его желание… избавиться от меня. Тихо. Чтобы никто не заподозрил. Чтобы все сочли это несчастным случаем или болезнью. А я… я ведь так его любила… Я душу ему отдавала… а он…
Она замолкла, сдавленно рыдая. Ариана молча обняла ее, давая выплакать всю накопившуюся боль, весь яд обмана.
— Элли, плюнь и разотри, — сказала она наконец, гладя подругу по волосам. — Теперь полюби себя. Только себя.
Возмездие пришло не сразу и не от руки человека. Словно невидимый маятник, запущенный в тот день, начал свое движение.
Сначала на фирме Артура случился странный пожар. Вспыхнуло именно его роскошное кресло, его компьютер, его сейф с документами. Офис выгорел дотла. Его, конечно, в тот момент на месте не было.
Затем посыпались бизнес-проблемы. На ровном месте. Партнеры отворачивались, контракты расторгались, банки отказывали в кредитах. Его империя рушилась как карточный домик, и он не мог понять, почему.
А потом его нашли. В дорогой, закрытой сауне, где он часто бывал со своей молодой любовницей. Дверь в парилку почему-то оказалась заблокирована снаружи. Случайно ли, намеренно ли — выяснить не удалось. Он задохнулся. Получил то, что с таким хладнокровием и расчетом готовил для верной жены.
Элеонора к тому времени уже подавала на развод. Известие о его смерти она встретила с странным, ледяным спокойствием. Не было ни злорадства, ни горя. Была лишь тихая уверенность в неотвратимости высшей справедливости.
Примерно через год она встретила другого человека. Тихий, спокойный архитектор с добрыми глазами. Он не строил империй, он строил уютные дома для счастливых семей. Они расписались без пышной церемонии, уехав в путешествие. И еще через год Элеонора, не прошедшая больше ни одного сеанса у врачей и не открывшая ни одной эзотерической книги, родила девочку. Малышка появилась на свет крепкой, розовощекой и невероятно голубоглазой. Как ее мама на той самой, старой фотографии, еще до того, как ее исписали красными чернилами ненависти.
Ариана, глядя на то, как ее подруга укачивает дочь, иногда ловила себя на мысли, что та старая, зловещая тень в синей обложке навсегда осталась в прошлом. Выжженная очищающим огнем правды.