– Выметайтесь отсюда, чтоб вас чёрт побери! Вы вообще слышите, что я говорю?! Вы сами пробовали эту отраву, которую подаёте людям?!
Голос Арнольда Петровича прокатился по залу, как гром среди ясного неба, сотрясая стены, заставляя задрожать даже хрупкие бокалы на стойке. Он стоял посреди ресторана, сжимая в руке тарелку с неаппетитной массой, похожей на пережаренную кашицу, и смотрел на своих сотрудников так, будто каждый из них только что предал его лично.
– Но, Арнольд Петрович… – робко начал один из официантов, но был тут же перебит.
– Сколько раз я просил — не называйте меня по имени-отчеству! Я не ваш дедушка из бабушкиного села! Я — хозяин этого заведения, и если вы хотите сохранить свои места, начинайте уважать меня хотя бы так!
Арнольд сжал зубы, и в его голове всплыл уже тысячный раз тот злополучный день — 45 лет назад, когда его отец, пьяный, как сом, блуждал по коридорам ЗАГСа, пытаясь вспомнить, какое имя они с матерью выбрали для новорождённого сына. В голове путались «Артём», «Андрей», «Арсений»… А потом — озарение: «Арнольд!» — и печать уже поставлена. С тех пор он носил это имя, как крест — нелепое, громоздкое, чуждое. И теперь, когда кто-то называл его «Петрович», в нём вскипала ярость, будто напоминали о той самой ошибке, которая определила всю его жизнь.
Из кухни, лениво вытирая руки о фартук, вышел Семён — главный повар, или, как он сам себя называл, «кулинарный гений». На самом деле — человек, чья кухня больше напоминала полевой госпиталь после бомбёжки.
– Слушай, Петрович, – начал он, с вызовом глядя на Арнольда, – сначала подними мне зарплату, а потом уже про качество еды говори. А то ты тут кричишь, будто я тебе должен.
Арнольд сделал шаг вперёд. Запах перегара ударил в нос, как пощёчина. Его лицо исказилось от отвращения.
– Семён… Ты опять пил? Прямо перед работой?
– И что? – пожал тот плечами. – А ты думал, я на халяву готовлю? У меня нервы, между прочим!
– Нервы?! Да ты готовишь так, будто не в ресторане, а в совдеповской столовой времён застоя! Где у тебя уважение к профессии? К людям? К еде?!
– Ну, если что, я могу уйти. Сам знаешь, кто меня возьмёт, если я уйду?
Семён всегда играл эту карту — угрозу увольнения. И каждый раз Арнольд сдавался. Потому что кто же возьмёт на кухню пьяного, но всё же хоть как-то варящего повара? Но сегодня что-то сломалось. Арнольд почувствовал, как внутри вспыхнул огонь — не ярости, а решимости.
– Иди! – рявкнул он. – Что стоишь? Давай, вали! Кто ещё хочет уйти? Ну?! Кто?! – Он обвёл взглядом растерянных официанток, молоденьких девчонок, прижавшихся друг к другу, как стадо оленей перед хищником. Только тётя Маша — соседка, бывшая медсестра, временами помогавшая на кухне — стояла в стороне, с довольной улыбкой. Она давно твердила Арнольду: «Этого Семёна — поганой метлой! Чтоб позориться не приходилось!»
Семён замер. Он явно не ожидал, что его старый козырь перестал работать. Он сделал шаг к двери, потом ещё один. Ожидал крика, уговоров, мольбы. Но — тишина. Никто не бежал за ним. Никто не просил остаться.
– Вы ещё пожалеете! – заорал он, уже у порога. – Приползёте на коленях! И тогда я назову свою цену! Посмотрим, кто в плюсе останется!
С этими словами он сорвал с себя фартук, швырнул его к ногам Арнольда и с грохотом захлопнул дверь. Фартук упал, как знамя, сброшенное в грязь.
Арнольд стоял, не шелохнувшись. Вокруг — тишина. Лишь где-то в углу капала вода из крана.
Администратор Ольга Олеговна подошла и дрожащей рукой коснулась его рукава.
– Арнольд Петрович… Простите, но… что теперь делать?
Он медленно обернулся.
– А ничего. Будем работать. Вернее — учиться работать по-новому. Сегодня ресторан закрыт — санитарный день. Вылизывайте всё до блеска. Каждый уголок. Каждую плитку. А завтра… завтра я что-нибудь придумаю.
Он прошёл в свой кабинет, рухнул на диван, откинул голову, закрыл глаза. В голове — пустота. Хороших поваров не найти. Плохих — тоже. Где взять человека, который не будет отравлять клиентов и не будет пить на работе? Кто вообще может спасти это место?
В этот момент в кармане завибрировал телефон.
– Пап, привет! – раздался голос сына. – Спорим, ты забыл, что мы сегодня договаривались встретиться? Вот я и звоню, чтобы напомнить.
Арнольд улыбнулся. Лишь этот голос мог растопить его гнев.
– Вань, я уже говорил, что ты гений?
– Говорил, пап. Я уже у кафе. Подхожу.
Арнольд вздохнул. Пусть всё подождёт. Сейчас главное — сын. Ваня, единственный, кто остался у него в этой жизни. Молодой, упрямый, независимый. Как только закончил институт, сразу заявил: «Я сам. Не хочу жить за твой счёт. Это мой экзамен на взрослость». Арнольд тогда и гордился, и страдал. Хотел помочь — а сын отстранялся. Хотел, чтобы он женился, чтобы у него появились внуки… Но Ваня не торопился. Он появился на свет, когда Арнольду было всего двадцать. Жена — девятнадцатилетняя девушка — не выдержала быта, материнства, бросила их и ушла, оставив папу и сына друг с другом. С тех пор они были неразлучны. Арнольд даже не думал жениться снова — боялся, что новая жена не полюбит Ваню.
Они встретились у входа. Ваня, с сумкой в руке, улыбнулся.
– Пап, давай чего-нибудь купим? Пойдём в парк! Ты же сидишь в своём ресторане, как в пещере, воздуха не видишь. А на улице — весна! Солнце! Птички! Давай?
– Что возьмём?
– Чебуреков!
– Сын, ты с ума сошёл? Это же химия, мусор, отрава!
– Ну, сколько я их ем — пока жив! И поверь, это вкуснее, чем стряпня твоего Семёна.
– Уволил его сегодня. Всё. Хватит. Готовить некому.
– Вот это — хорошая новость! – рассмеялся Ваня. – Любые полуфабрикаты вкуснее, чем то, что он выдавал за еду.
Арнольд горько усмехнулся.
– И что теперь — закрывать ресторан?
– Ну, пап, ты же никогда не сдаёшься.
Они купили чебуреки в киоске, Ваня настоял на кофе из автомата, и отправились в парк. Улицы были почти пусты — весна только начиналась, и люди ещё не поверили в тепло.
Ваня, как ребёнок, тут же схватил чебурек, откусил и, с набитым ртом, сказал:
– Фу, вонь!
– Ну ты и мальчишка! Подавишься ведь!
– У меня никофда… – выпалил он, и оба рассмеялись. Но смех оборвался.
Ваня вдруг побледнел. Глаза расширились. Он выронил пакет, схватился за горло, задыхаясь. Арнольд вскочил.
– Ваня! Что с тобой?!
Он начал бить его по спине — как учил когда-то инструктор по первой помощи. Но Ваня хрипел, лицо синело. Арнольд в панике. Он уже видел, как сын может уйти… и не вернуться.
Вдруг кто-то оттолкнул его. Хрупкая женщина в потрёпанной одежде обхватила Ваню, резко сжала его живот, дернула вверх. Изо рта вылетел огромный кусок чебурека. Ваня закашлял, глотая воздух.
– Нельзя стучать по спине, – сказала женщина тихо. – Это может загнать пищу ещё глубже.
Арнольд узнал её. Нищенка. Та, что сидит у церкви. Не пьяница, не сумасшедшая. Просто сломленная жизнью.
– Спасибо! – выдохнул он, хватая её за руки. – Спасибо вам, спасибо!
– Да не за что. Я раньше в ресторане работала. Спасала таких.
Арнольд вытащил кошелёк, сунул ей всё, что было — пять тысяч. Она качнула головой.
– Человеческая жизнь не измеряется деньгами. Заберите.
Она развернулась, но Ваня схватил её за руку.
– Вы сказали — работали в ресторане? А кем?
Арнольд посмотрел на сына с ужасом. Неужели он думает… что я возьму на работу нищенку? Бродягу?
– Я была шеф-поваром. Давно. В прошлой жизни.
– Постойте! – воскликнул Арнольд. – Давайте хотя бы пообедаем. В знак благодарности.
Она робко улыбнулась.
– А можно… натуральный кофе? Со взбитыми сливками?
– Можно всё, что захотите.
Они сели за дальний столик. Её звали Инга. Говорила мало, но каждое слово — как удар молота.
– Вы правда шеф-повар? – спросил Ваня.
– Да. Но не здесь. В другом городе. Хозяин полюбил мои блюда… а его жена — меня. Когда он узнал, начал скандал. Я ушла. Без документов. Без всего.
Арнольд смотрел на неё. Усталое лицо. Но глаза — живые. Острые. Умные.
– А этот салат… – сказала она. – Картофель жёлтый. Его нельзя класть в салат. Он портит аромат. А кофе… Это не тот, что в меню. Машина — не турка.
Арнольд замер.
– Инга… – медленно произнёс он. – А вы не хотели бы снова готовить? Пока — просто поваром.
– Кто возьмёт такую?
– Ответьте на вопрос.
– Да… Я бы хотела. Я любила готовить. По-настоящему.
Арнольд встал.
– Тогда завтра утром — ко мне. Вам нужны душ, одежда, сон. И осмотр врача. Но… у нас есть шанс.
Он посмотрел на сына. Ваня улыбался.
И впервые за долгое время Арнольд почувствовал — ресторан ещё не умер. Он только начинается.
Ваня поднял руку, как школьник, готовый ответить на сложный вопрос, и в его голосе зазвучала тёплая, почти торжественная уверенность:
– Пап, с одеждой мы можем кое-что придумать…
– Мы? – переспросил Арнольд, приподнимая бровь.
– Ну, не я один. Мы с Соней. Я хочу тебя с ней познакомить. Она замечательная. И, думаю, вы друг друга оцените.
Арнольд почувствовал, как внутри что-то мягко сжалось — не то от гордости, не то от надежды. Он улыбнулся, глядя на сына, и впервые за долгое время почувствовал, что жизнь снова начинает складываться в правильный узор.
– А как быть с размерами? – спросил он, стараясь говорить деловым тоном, но в глазах уже светилось тепло.
Инга опустила взгляд, и на лице её промелькнула тень былой боли.
– Сейчас у меня сорок шестой. А раньше… был пятидесятый. Когда ещё ела нормально. Когда ещё была… собой.
Арнольд почувствовал, как внутри что-то ёкнуло. Он не просто увидел женщину — он увидел историю. Долгую, тяжёлую, но не сломленную. И в этот момент он принял решение.
– Тогда встречаемся у меня завтра в пять. Всё необходимое — одежда, документы, поддержка — будет. Обещаю.
Он резко вскочил, уже на ходу доставая телефон, набирая номер поставщика продуктов, потом — сантехника, потом — риелтора. Всё должно быть идеально. Не ради ресторана. Ради неё.
А Инга, глядя ему вслед, тихо произнесла:
– Хорошего сына ты воспитал, Арнольд. Очень хорошего. Ну что ж… Вперёд!
Вечером в уютной квартире Арнольда собрались все. Соня оказалась девушкой тихой, но с сильным внутренним стержнем — вежливой, с добрыми глазами и тонким чувством вкуса. Она не просто принесла одежду — она привезла целую коробку с вещами, подобранными с любовью: платья, блузки, брюки, обувь. А потом, взяв Ингу за руку, увела её в комнату.
Через час они вышли — обе сияли. Инга стояла, как будто заново родившаяся. Новая одежда сидела на ней, как влитая. Не просто подходила — подчёркивала достоинства, возвращала уверенность.
– Сонечка, спасибо вам! – сказала Инга, и в её голосе дрожала искренняя благодарность.
Девушка покраснела.
– Да мне особо не за что. Это Ваня настоял. Я только помогла. Он сказал: «Она заслуживает, чтобы чувствовать себя королевой».
Арнольд стоял в дверях и молча смотрел. В этот момент он понял: его сын — не просто взрослый, он — мужчина. Сильный, добрый, чуткий.
Позже Инга ушла в ванную, долго стояла под горячим душем, как будто смывая с себя годы холода, голода, бессонных ночей. Потом легла в мягкую постель — и заснула мгновенно. Утром она сказала:
– Я не спала так крепко… лет десять. Холод, собаки, патрули… Это было как война.
На следующее утро Арнольда разбудил аромат — настоящий, глубокий, обволакивающий. Запах свежесваренного кофе, приготовленного с душой. Он взглянул на часы — шесть утра. Накинул халат и пошёл на кухню.
И замер.
На кухне стояла не та женщина, которую он видел у церкви. Перед ним была… королева. Волосы аккуратно собраны в высокий узел, открывая изящную шею и чистые черты лица. Лёгкий макияж подчёркивал выразительные глаза, а нежно-голубой брючный костюм облегал стройную фигуру, будто созданный для неё.
– Инга? – выдохнул он. – Это вы?
Она смущённо опустила глаза.
– Слишком вычурно? Я переоденусь, если что…
– Нет! – почти крикнул он. – Вы… вы выглядите изумительно. Просто потрясающе.
Инга улыбнулась — впервые за долгое время искренне, без тени стыда.
Через час они уже ехали в ресторан. Арнольд сидел за рулём, а рядом — женщина, которая вчера была нищей, а сегодня — шеф-повар высшего класса.
– Если в моём ресторане будут подавать такой кофе, каким вы меня только что напоили, – сказал он, – весь город будет приезжать сюда только ради завтрака.
Она засмеялась — тихо, звонко.
– Это не магия. Просто нужно думать о кофе, когда его варите. А не о счётах, не о проблемах. Только кофе. Только момент.
Арнольд посмотрел на неё с восхищением.
– Всё гениальное — просто. А вы, Инга, — гений.
Они вошли в ресторан. Охранник, дремавший у стойки, открыл глаза — и тут же вскочил.
– Спишь на посту? – бросил Арнольд.
– Никак нет! Я просто… проверял систему!
Арнольд показал кулак — как в старые времена, и охранник мгновенно выпрямился.
– Не-не, не сплю. Уже на боевом взводе!
Арнольд кивнул. Инга уже была на кухне. Она прошла по холодильникам, как хирург по операционной — быстро, точно, без лишних движений. Что-то записывала, что-то выбрасывала.
– Из того, что есть, могу предложить такое меню, – сказала она, протягивая лист.
Арнольд пробежал глазами — и брови поползли вверх.
– Вы уверены? Это же… уровень мишленовского ресторана!
– Более чем. Но только при условии: свежие овощи, зелень, фрукты — каждый день. И вот эти продукты, – она ткнула пальцем в список, – должны приходить утром. Ни дня без поставки.
Арнольд достал блокнот.
– Пишу. Всё. Без исключений.
Инга осмотрела быстропортящиеся продукты.
– Здесь почти половина — просрочка. Из этого нельзя готовить. Это не просто плохо — это опасно.
– Девочки! – рявкнул Арнольд. – Срочно всё перебрать, выбросить, закупить свежее!
– Тогда… – Инга подняла глаза. – Разрешите приступить?
– Конечно. Только одно условие, – сказал Арнольд тихо. – Пусть никто не знает, как мы встретились. Вы — мой старый друг, приехавший по моей просьбе из другого города. Нам нужно сохранить репутацию. В ресторане важна иерархия, порядок.
– Я понимаю, – кивнула Инга. – И сама не хочу, чтобы прошлое всплывало. Люди начнут жалеть, а не слушаться. А кухня — это не место для жалости.
Девочки пришли с опозданием на 15 минут. Арнольд уже кипел.
– Вот, знакомьтесь — наш новый повар, – представил он. – Слушаетесь её беспрекословно. Просрочку — в мусор. Новое — в холодильник. И — быстро!
К открытию ресторана появился Ваня — с Соней и друзьями. Среди них — племянник мэра, известный своим строгим вкусом и привычкой критиковать.
– Па, я слышал, у тебя новый повар. Пришли попробовать.
Арнольд улыбнулся.
– Лучшая реклама — это когда люди говорят: «Попробуй — не пожалеешь». А не когда пишут: «Открытие сезона!» на билбордах.
Через час племянник мэра подошёл к нему, глаза горели.
– Я не верил Ваньке. Думал, вы просто поменяли одного посредственника на другого. Но… это было идеально. Я ездил по Европе, знаю, что такое хорошая кухня. А у вас — уровень, который редко встретишь даже в столице.
Он сделал паузу.
– У меня скоро 25 лет. Дядя хочет, чтобы это был не просто банкет, а настоящий семейный праздник — с бабушками, дедушками, детьми, внуками. Человек пятьдесят. Возьмётесь?
Арнольд чуть не подпрыгнул от счастья.
– Минуту, – сказал он, – поговорю с поваром.
Инга задумалась.
– Если у меня будет три помощника и полная свобода в выборе продуктов — да.
Арнольд повернулся к официанткам.
– Девочки! Готовы сделать этот город своим?
– Готовы! – хором ответили они, смеясь.
Прошёл месяц. Ресторан Арнольда стал легендой. Запись — на неделю вперёд. Люди приезжали из других городов. А сам он… он мучился. Помог Инге восстановить документы, нашёл ей временную квартиру, но она сказала:
– Я не могу вечно жить у тебя. Это слишком. Я получила работу, зарплату — хватит на жильё.
Арнольд понял: он боится её потерять. Не как повара. Как женщину. Как человека, который вдохнул в его жизнь новое дыхание.
– Пап, – сказал Ваня, появляясь в дверях, – я смотрю на тебя и удивляюсь.
– Чему?
– Что ты любишь себя мучить. Тебе же не пятнадцать. Ты смотришь на Ингу, как кот на сметану, а молчишь. Подойди. Скажи.
– Вань, не говори глупостей. Что я должен сказать? «Ты мне нравишься»?
– Я Соне сделал предложение через два часа после знакомства. А ты год молчишь.
Ваня ушёл. Арнольд остался стоять с открытым ртом. Через неделю — свадьба сына. А он всё ещё боится сделать шаг.
Но в этот момент он понял: хватит.
Он прошёл на кухню. Инга перебирала зелень.
– Инга, – сказал он твёрдо. – Я не хочу, чтобы ты съезжала. Ты мне нравишься. Больше, чем нравишься. Я люблю тебя. И хочу, чтобы мы поженились.
Она посмотрела на него — и улыбнулась.
– Ты ведь почти не знаешь меня.
– Тогда давай исправим это. Разреши пригласить тебя на свидание?
Она кивнула.
– Разрешаю.