Татьяна проснулась ранним утром, как всегда. Эта привычка сформировалась в ней годами, постепенно, словно выгравированная на коже времени. Муж — Владимир — был человеком строгих правил и твёрдых жизненных установок. Он не любил опаздывать, не терпел беспорядка, всегда поднимался ни свет ни заря — ровно в шесть часов, когда ещё всё вокруг было погружено во мрак, а город только начинал просыпаться. И Татьяна, не задумываясь, вставала вместе с ним. Она знала: если оставить его одного, он приготовит себе что-то простое, может, даже забудет положить сахар в чай. Поэтому она собиралась сонной, но старательно, чтобы успеть накрыть на стол, нарезать хлеб, вскипятить воду, разогреть остатки вчерашнего супа. Потом помогала ему одеваться, проверяла, взял ли ключи, кошелёк, телефон. Простые, почти ритуальные движения, которые складывались в ежедневную заботу.
Но теперь всё изменилось. Теперь, когда муж лежал в больнице уже третий месяц, эти утренние будильники стали бессмысленными. Она просыпалась в полутьме комнаты, чувствуя, как внутри образуется пустота — без цели, без движения, без любимого голоса, который обычно наполнял дом теплом и уютом.
Всё началось внезапно. В один из вечеров, когда они сидели дома, как обычно, смотрели какой-то фильм по телевизору, Владимир вдруг нахмурился и сказал:
— Таня… голова странно болит…
Эти слова, произнесённые с какой-то глухой тревогой, были последними, что он услышал в сознательном состоянии. Следующее, что запомнила Татьяна — это как он внезапно сполз с дивана, ударился плечом о край журнального столика, а потом застыл, как будто время остановилось.
Скорая помощь приехала быстро, но для Татьяны этот час растянулся на целую вечность. Реанимация, белые стены, холодный свет, бесконечное ожидание за дверью, где врачи пытались вернуть её любимому жизнь. А потом — долгие дни в коридорах больницы, где запах антисептика смешивался с тяжёлым воздухом тревоги. Медики говорили осторожно, выбирали каждое слово, стараясь не вызвать ложных надежд.
— Состояние тяжёлое. Прогноз пока неясный.
И вот уже три месяца прошло, а Владимир так и не пришёл в себя. Но Татьяна не сдавалась. Каждый день она приходила к нему в палату, садилась рядом и говорила. Говорила обо всём — о том, что происходит в городе, какие новости в газетах, кто цветёт в парке, какое сегодня небо. Иногда просто читала ему вслух, иногда рассказывала, как провела день, как скучает. Врачи уверяли, что даже находясь в коме, человек может слышать и чувствовать. Поэтому она продолжала, потому что не могла позволить себе остановиться.
Однажды в четверг, когда солнце еле-еле пробивалось сквозь тучи за окном, к ней неожиданно заявилась золовка Людмила — родная сестра Владимира — вместе со своим мужем Андреем. Они никогда не были особенно близки, отношения между ними были скорее формальными, чем тёплыми. Людмила жила в соседнем городе, приезжала редко, и каждый раз — исключительно по делу. То просила у брата денег в долг, то просила помочь с трудоустройством сына или найти выгодную покупку. Теперь же их визит показался Татьяне настораживающим.
— Танечка, как дела? Как Володя? — сказала Людмила, обнимая невестку, хотя в этом объятии не было ни капли искренности.
— Без изменений, — ответила Татьяна коротко, внутренне напрягаясь.
— Ой, как тебе тяжело… А детей-то нет, никакой поддержки… — с фальшивым сочувствием вздохнула золовка.
Действительно, у них с Владимиром не было детей. Это стало одной из тех болезненных тем, которую они старались не обсуждать. Они много лет пытались, прошли через множество обследований, консультаций, процедур. В конце концов, они смирились. Не потому, что перестали хотеть ребёнка, а потому, что поняли: они могут быть счастливы вдвоём. Их семья была им друг для друга всем.
Но сейчас эти слова звучали совсем иначе. Словно намёк на её одиночество, на уязвимость, на то, что она одна против всего мира.
— Слушай, Таня, — неожиданно начала Людмила, устраиваясь за столом, — а ты не думала про квартиру?
— Что про квартиру?
— Ну… Володя же в коме. А вдруг… ну… не дай бог… Ты же понимаешь, что квартира наполовину моя по закону? Как наследство от родителей.
От этих слов Татьяну пробрала дрожь. По спине пробежал холодок, будто кто-то выключил тепло в комнате.
— Людмила, муж жив. О каком наследстве речь?
— Да я не о том… Просто думаю, может, нам оформить какие-то бумаги? На всякий случай? А то мало ли что…
Андрей, до этого момента молчавший, покашлял и аккуратно достал из сумки папку. Внутри лежала доверенность на управление имуществом Владимира. Руки Татьяны задрожали, когда она взяла документ.
— Вы серьёзно? — смогла только вымолвить она.
— Танечка, ты не подумай плохого! — заторопилась Людмила. — Мы хотим помочь! Володя мой брат, я волнуюсь за него не меньше твоего!
— Тогда почему за три месяца ни разу в больницу не приехали?
Людмила замялась, лицо её слегка побледнело.
— Так далеко ехать… работа… да и врачи говорят, лучше ограничивать количество посетителей…
— Какие врачи такое говорят? Я каждый день там!
— Ну… в общем… Таня, ты подпиши бумаги. Нам нужно кое-что продать из вещей Володи. Чтобы деньги на лечение были.
— Какие вещи?
— Ну… машину, например. Она же простаивает. А деньги нужны на лекарства…
Татьяна медленно опустилась на диван. В голове шумело, мысли метались, сталкиваясь в хаосе.
— Людмила, вы что, совсем ума лишились? Муж в коме, а вы уже делите имущество?
— Да мы не делим! Мы помогаем! — возмутилась золовка. — Ты же не справляешься! Видишь, какая стала худая, бледная! А мы возьмём все хлопоты на себя!
Андрей молчал, но Татьяна заметила, как его взгляд скользит по комнате, задерживается на дорогой технике, антикварной мебели, картинах на стенах. Этот оценивающий, почти хищный взгляд не оставил места для сомнений — они пришли не за помощью.
— Убирайтесь из моего дома, — тихо сказала она, вставая.
— Что? — не поняла Людмила.
— Я сказала — убирайтесь! И больше не приходите с такими предложениями!
— Танька, ты чего? Мы же родственники! — попыталась остановить её золовка.
— Какие родственники? Где вы были, когда муж в реанимации лежал? Где были, когда я ночами не спала, молилась, чтобы он выжил? А теперь приехали делить то, что принадлежит живому человеку!
Татьяна решительно направилась к двери и распахнула её.
— Уходите. Сейчас же.
Людмила и Андрей переглянулись. Затем золовка надменно вздернула подбородок, словно пытаясь сохранить остатки гордости.
— Ну и зря. Пожалеешь ещё. Без нашей помощи не справишься.
Они вышли, громко хлопнув дверью. А Татьяна осталась одна. Медленно опустилась на пол в прихожей и расплакалась. Слёзы катились по щекам долго — от бессилия, от боли, от одиночества, от предательства тех, кого она считала семьёй.
Через неделю позвонила свекровь Анна Петровна.
— Танечка, как дела? Людочка рассказала, что вы поругались…
— Анна Петровна, ваша дочь приехала делить имущество живого человека.
— Ой, что ты… Она же переживает за брата! Просто хотела помочь…
— Помочь — это прийти в больницу, взять за руку, принести что-то вкусное. А не требовать доверенности на продажу машины.
Свекровь помолчала.
— Танечка, а может, она права? Володя же… ну… не очень хорошо… Может, стоит подумать о практических вещах?
— Анна Петровна, вы о чём говорите?
— Да я не о том… Просто думаю — а вдруг Володя не поправится? Тебе одной будет тяжело… А Людочка поможет всё оформить…
— Анна Петровна, я верю, что муж поправится. И буду верить до последнего. А если вы с дочерью уже похоронили его в своих мыслях — это ваше дело. Но меня в это не втягивайте.
— Танечка, ну что ты так… Мы же семья…
— Семья — это когда поддерживают в трудную минуту. А не когда прибегают с адвокатскими бумагами.
Жена положила трубку и поехала в больницу.
Владимир лежал неподвижно, аппараты мерно пищали, отсчитывая биение сердца. Татьяна взяла его руку в свою.
— Володя, твоя сестра хочет продать нашу машину. Говорит, что тебе нужны лекарства. А свекровь её поддерживает. Они думают, что ты не поправишься…
И вдруг — чуть заметное движение. Его пальцы слегка сжались. Татьяна вскочила, глаза широко раскрыты, сердце заколотилось.
— Володя! Ты меня слышишь?
Снова — сжатие. Слабое, но настоящее.
— Доктор! Доктор! — закричала она, выбегая в коридор.
Врач подошёл, проверил реакции, внимательно осмотрел пациента.
— Хороший знак, — сказал он. — Сознание постепенно возвращается. Продолжайте с ним разговаривать.
Татьяна вернулась к мужу, сдерживая слёзы радости.
— Володя, ты слышишь меня? Я каждый день к тебе приезжаю. Рассказываю новости, читаю газеты… А твоя родня решила, что ты уже не жилец…
Муж снова сжал её руку. В его глазах появилось осознание. Свет, который она так долго ждала.
— Володя! — Татьяна наклонилась к нему. — Ты возвращаешься! Я так ждала этого момента!
На следующий день Владимир уже мог шевелить губами, пытался говорить. Речь была невнятной, но врачи обнадёживали — восстановление идёт хорошо.
Татьяна позвонила свекрови сообщить радостную новость.
— Анна Петровна, Володя приходит в себя! Врачи говорят, что прогноз хороший!
— Ой, как хорошо! — обрадовалась свекровь. — Людочка будет рада! Она так переживала!
— Переживала она о том, как поделить имущество, — не удержалась Татьяна.
— Танечка, ну что ты… Она же от чистого сердца хотела помочь…
— Анна Петровна, помочь — это прийти в больницу, подержать за руку, привезти что-то вкусное. А не требовать подписать бумаги на продажу чужого имущества.
Через несколько дней Людмила и Андрей снова приехали. На этот раз с цветами и извинениями.
— Танечка, мы так рады, что Володя поправляется! — щебетала золовка. — Мы неправильно поступили тогда… Просто так переживали!
— Проходите, — сухо сказала Татьяна.
— Мы хотим извиниться, — продолжала Людмила. — Понимаем, что не вовремя с этими бумагами пришли…
— Не вовремя? — переспросила Татьяна. — Людмила, муж был в коме, а вы пришли делить наследство живого человека. Это не «не вовремя». Это подло.
Андрей покраснел.
— Мы правда хотели помочь… Адвокат сказал, что лучше заранее…
— Какой адвокат? Тот, который даже больного не видел? Который по вашим словам готов признать человека недееспособным?
Людмила заерзала на стуле.
— Тань, ну мы же не знали, что Володя поправится…
— Не знали? Или не хотели знать? За три месяца ни разу не навестили, а потом приехали с готовыми бумагами.
— Мы исправимся! — заверила золовка. — Будем навещать, помогать!
— Не нужно, — твёрдо сказала Татьяна. — Супруги справятся сами.
Через месяц Владимира выписали из больницы. Речь ещё немного нарушалась, левая рука двигалась слабо, но врачи обещали полное восстановление при регулярных занятиях.
Дома муж узнал о визитах родственников.
— Они… че… хотели? — с трудом выговаривал он.
— Продать нашу машину. Сказали, что на лекарства тебе нужны деньги.
Владимир нахмурился.
— Лю… дочка… всегда… такая была. Жад… ная.
— Они думали, ты не поправишься.
— А ты… верила?
Татьяна взяла его здоровую руку в свои.
— Я знала, что ты вернёшься. Муж не мог меня оставить.
Владимир улыбнулся.
— Моя… жена… самая лучшая…
Вечером позвонила Людмила.
— Володя! Как дела, братишка? Мы так рады, что ты поправился!
— Людочка, — медленно проговорил муж, — спасибо, что… беспокоишься. Но мы с женой… справимся сами.
— А что с машиной? Может, всё-таки продадим? Деньги на реабилитацию нужны…
— Людочка, машину… не продаем. И вообще… ничего не продаем. У нас с Таней… всё есть.
— Володя, ну мы же хотели помочь…
— Помочь? — муж посмотрел на жену. — Танечка мне рассказала… про ваши… документы. Три месяца в больнице лежал… вы ни разу… не навестили. А потом пришли… с адвокатом.
Людмила замолчала.
— Володя, мы просто…
— Людочка, я всё понял. Спасибо… что показали… настоящее лицо. Супруги теперь знают… на кого рассчитывать.
Муж положил трубку.
— Всё правильно сделал, — сказала Татьяна.
— Жена у меня… умная. Сразу поняла… какие они.
С тех пор родственники больше не звонили. Людмила с Андреем поняли, что их план не удался, и потеряли интерес к «помощи».
Владимир постепенно восстанавливался. Через полгода уже мог говорить почти нормально, рука тоже работала лучше. Врачи были довольны прогрессом.
— Знаешь, Таня, — сказал муж однажды вечером, — болезнь — это плохо. Но иногда она помогает понять, кто тебе действительно дорог.
— Ты про родственников?
— И про них тоже. Но главное — я понял, какая у меня жена. Три месяца каждый день ко мне ездилa. Разговаривала, читала. Врачи говорили — это ты меня вытащила.
Татьяна прижалась к мужу.
— Супруги должны быть вместе в горе и в радости. Так в загсе обещали.
— Обещали. И ты сдержала обещание.
— Муж тоже сдержал. Вернулся ко мне.
Они сидели обнявшись и смотрели телевизор. За окном шёл дождь, но в доме было тепло и уютно.
А в соседнем городе Людмила с Андреем всё ещё не могли понять, как им не удалось воспользоваться ситуацией. Они так рассчитывали на квартиру и машину…
Но иногда справедливость торжествует. И настоящая любовь побеждает жадность.