— Сёма, ты сейчас сидишь? — начала Лида, переступая через порог кухни и стягивая шарф. Только что вернувшись из нотариальной конторы, она всё ещё пребывала в каком-то лёгком ошеломлении — на лице играла смесь удивления и детской радости, будто нашла неожиданный подарок там, где его точно не ждала. — Думаю, новость тебя слегка потрясёт.
— Да я валяюсь тут, как обычно, — отозвался Семён, растянувшись на диванчике с телефоном в руках. Из наушников вырывались приглушённые басы какой-то безлико-громкой музыки. Он даже не поднял глаз от экрана.
— Помнишь мою двоюродную тётку Машу? Из Воронежа? Мы её видели пару раз в детстве, когда я была совсем маленькой.
Семён наконец отвлёкся, чуть приподняв голову.
— Ну, кажется, да… Такая старушка, всегда в платочке. Что с ней?
— Умерла несколько месяцев назад. И вот… — Лида сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, — она оставила мне наследство. Не миллионы, конечно, но сумма серьёзная. Хватит закрыть машинный кредит полностью, а ещё и останется на ремонт.
— На ремонт? — встрепенулся Семён, откладывая телефон. Его сонные глаза вдруг зажглись интересом. — То есть деньги реально есть?
Лида назвала цифру. Мужчина свистнул сквозь зубы, представив, сколько это для их бюджета.
— Лидка, ты просто клад! А я знаю, на что их использовать! Давай лодку купим! Нормальную, с мотором! Чтобы уважаемо было!
Он уже воображал себя на воде: рыбалка, костёр, компания друзей.
— Ты вообще понимаешь, сколько стоит такая игрушка? Это почти всё, что досталось. Крыша на даче течёт, кредит надо гасить первым делом. Это не игрушка, Сёма, это роскошь.
Но муж уже был в своём мире.
— А крыша никуда не денется! Зато можно будет нормально отдыхать! Как все мужики. Я же не прошу много. Просто хочу немного жизни почувствовать.
Лида постаралась говорить спокойно, но внутри уже начинало закипать раздражение.
— Это не твоя или моя возможность. Это наши деньги. Их нужно распределить разумно. Лодка — не первоочередная задача. Это блажь.
— Блажь?! — обиделся Семён. — Для тебя мой отдых — это блажь? А то, что я каждый день работаю, ты, видимо, забыла? Мне тоже хочется чего-то. Может, хоть раз сделаешь что-то для меня?
— Я хочу сделать что-то разумное для всей семьи, — ответила Лида, стараясь не повышать голос. — Не ради чьего-то самолюбия, а ради реальных нужд.
— Вот опять! — вспылил он. — Как только появляются деньги, сразу находятся «более важные» вещи. А мои желания — так, пыль под ногами. Ты думала, что я обрадуюсь, что поддержишь. А ты опять со своей практичностью.
Семён театрально отвернулся к окну, всем своим видом показывая, как ему обидно. Но Лида уже не чувствовала ни радости, ни щедрости. Только холодную обиду и раздражение.
— Не ожидал, значит? — спросила она, скрестив руки. — А чего ты ждал? Что я сразу побегу покупать тебе игрушку? Что забуду про протекающую крышу, про кредит, который давит нас ежемесячными процентами? Ты думаешь, я не хочу, чтобы тебе было хорошо? Но не за счёт этого.
Семён резко обернулся, готовый к словесной контратаке.
— Да при чём здесь эта твоя крыша и кредит? Я же не про них говорю! Я хочу, чтобы ты поняла меня. Чтобы встала на моё место. У всех нормальных мужиков есть свои увлечения, своя отдушина. Петька, например, каждые выходные на реке, а его жена ему даже термос с чаем даёт и бутерброды кладёт. А ты что? Сразу: «игрушка», «роскошь», «ненужная трата»! Ты всё хочешь держать под контролем, расписывать по графику, как удобно тебе!
Лида медленно подняла глаза. В её взгляде больше не было прежнего спокойствия — там теперь горело раздражение, готовое вот-вот вырваться наружу.
— Во-первых, не сравнивай меня с женой Петьки. У вас разные условия. У тебя зарплата не такая, как у него, и дом течёт, как решето. А эти деньги — не подарок судьбы, это шанс. Шанс хоть чуть-чуть улучшить нашу жизнь. И я не позволю их спустить на первую попавшуюся фантазию. Особенно когда ты сам годами не закрываешь наши насущные проблемы.
Семён начал краснеть. Каждое её слово звенело, как удар по больному месту.
— Теперь ещё и обвинять будешь? Я работаю, между прочим! Не бездельник какой-то! Просто ты всегда найдёшь повод потратиться не на то, что нужно!
— На что такое «не то», интересно? — Лида усмехнулась. — На еду? Одежду детям? Коммуналку? Или на машину, которую ты купил, а платишь за неё почему-то я?
— Да перестань уже всё складывать в одну кучу! — Семён махнул рукой, пытаясь сбить её с ритма. — Мы говорим о лодке. О том, что у мужчины должно быть что-то своё — для отдыха, для имиджа, в конце концов. Это не просто железяка с мотором — это уровень, понимаешь? Уважение среди людей. Когда у тебя есть такая вещь, к тебе иначе относятся.
Лида встала перед ним во весь рост. Голос её был спокоен, но полон внутренней силы:
— Уважение? Перед кем? Перед твоими приятелями, которые хвастаются щуками? Это важнее, чем то, что у нас течёт крыша, нет запасов, и мы живём от зарплаты до зарплаты? Эти деньги могли бы стать опорой. Но ты хочешь превратить их в игрушку, ради чьего-то мнения?
— Да что ты всё время застряла на этих проблемах?! — повысил голос Семён. — Хочу раз в жизни что-то себе позволить — и тут же мне: контроль, экономия, ограничения! Тебе, видимо, приятно, когда я зависим от тебя. Вот и давишь сейчас, потому что можешь. Просто из своей жадности и скупости!
Это слово — «жадность» — ударило больнее, чем любой крик. Лида замерла. Все годы труда, лишений, постоянного расчёта — и вот такой ответ. От человека, с которым делит не один год.
— Мне действительно наплевать, — холодно произнесла она, — на твою лодку. Она никому не нужна. Ни мне, ни детям, ни нашей семье. Никакого отдыха я в ней не вижу. Только очередную глупость, ради которой ты готов выбросить последние свободные деньги.
— Но это же для семьи! — не сдавался он.
— Для какой семьи? — Лида шагнула вперёд. — Для той, где крыша течёт, где каждый месяц гадаешь, хватит ли денег на коммуналку? Где я должна считать каждую копейку, а ты покупаешь очередную «радость» за мой счёт?
— Да что ты всё время с этой дачей! — уже почти кричал Семён. — Лодка — это совсем другое! Это для души!
— А у меня душа просит сухой крыши над головой, а не твоих покатушек по реке с друзьями! — резко ответила она. — Если для тебя «душевное» — это спускать деньги на вещь, которая ничего не решает, кроме твоего самолюбия, то да — мне на это абсолютно наплевать.
— Так значит, мне вообще ничего нельзя? — задохнулся он от возмущения.
— Нет, Семён, не всё. Особенно если ты не понимаешь разницы между блажью и реальными потребностями. Ты слишком давно привык, что я всё сделаю, всё решу. Но с этими деньгами — не выйдет. Это не твои деньги. Это не бонус от работодателя. Это моё наследство. И я сама решаю, как им распорядиться.
Семён побагровел. Его лицо стало почти фиолетовым, зубы скрипели, кулаки сжимались. Он явно искал слова, чтобы ударить в ответ. Но Лида уже не собиралась продолжать этот разговор.
— Мои деньги?! — выкрикнул Семён, будто эти слова обожгли его изнутри. Его лицо перекосилось от ярости, он буквально навис над Лидой, тяжело дыша ей в лицо. — Вот как ты теперь? Как только у тебя появились какие-то средства — сразу «моё»! А когда я годами приносил зарплату домой, чтобы ты распоряжалась ею как хозяйка — это было «наше»? Когда я ломал голову, как свести концы с концами — это тоже было «общее»? А теперь вот она — настоящая ты! Твоя жадность наружу полезла!
Лида осталась на месте. Ни шагу назад. Она чувствовала его агрессию физически — плотной, горячей стеной. Но вместо страха внутри поднималась другая волна — холодная, собранная ярость.
— Ты пахал? — её голос был спокоен, но в этом спокойствии не было тепла — только сталь. — Семён, давай вспомним, кто в семье реально работал, пока ты играл в поиски себя. Кто два года подряд подрабатывала по ночам, чтобы оплатить квартиру, когда ты бросил работу и объявил себя «свободным художником»? Кто собирал остатки денег, чтобы дети могли поехать в лагерь, когда ты проиграл наши сбережения в какой-то левых инвестициях?
Каждое слово находило цель. Он дернулся, будто его ударили. Попытался что-то сказать, но Лида не дала ему шанса.
— Или ты помнишь тот момент, когда мы уже были на море, а ты забыл купить билеты, потому что потратил всё на новую дорогущую удочку? Мне пришлось унижаться перед подругами, просить взаймы, чтобы дети хоть раз увидели море. Это ты называешь заботой о семье?
Её голос не дрожал. Внутри же кипела боль — долгие годы терпения, молчаливой обиды, невысказанных претензий. Лодка стала последней каплей. Теперь она говорила вслух то, что держала в себе слишком долго.
— Ты всегда был таким, Семён. Самовлюблённым, безответственным ребёнком. Для тебя главное — свои желания. А остальное — не важно. Не нужно мне твоё мужское самолюбие, если оно стоит намного больше, чем наш комфорт. Я устала быть твоим финансовым спасательным кругом. У меня есть своё мнение, свой выбор. И да — это мои деньги. Потому что они достались мне, а не заработаны твоими «усилиями».
— Ты просто завистливая стерва! — рявкнул он. — Тебе плевать на меня! Ты всегда хотела мной управлять, показать, что ты главная! Ну так знай: я не позволю тебе командовать мной!
Он сжал кулаки. Лида видела, как он на грани, как его гнев становится опасным. Но страх не пришёл.
— Что ты сделаешь, Семён? — спокойно спросила она. — Ударить меня? Давай, покажи всем вокруг, как ты «мужественно» решаешь проблемы. Наверняка этим можно будет похвастаться перед Петькой.
Семён замер. В его глазах мелькнуло что-то вроде сомнения. Он не привык к такому отпору. Раньше она молчала, уступала, старалась смягчить ситуацию. Сегодня — нет.
— Ты меня никогда не ценила, — прохрипел он. — Всегда недовольна. Я же человек, хочу быть понятым, любимым…
— Любовь не покупается на деньги, Семён, — ответила Лида, и в её голосе зазвучала горечь. — Любовь строится на уважении. А ты даже не знаешь, чего я хочу. Не спрашивал никогда. Для тебя я была фоном, обслуживающим персоналом твоего благополучия. Но всё. Хватит. Этот этап закончен.
Она направилась к двери. Воздух в комнате стал плотным от ненависти, боли и окончательности. Семён смотрел ей вслед, и впервые осознал — это не ссора. Это конец. И эта мысль вызвала в нём новую волну ярости.
— Куда собралась? Думаешь, просто уйдёшь, ославив меня на весь дом? — рявкнул Семён. — Решила всё решить за нас обоих? Да ты вообще понимаешь, что делаешь? Эти деньги могли бы стать основой для чего-то большего! Не твоей личной копилки, а общего благополучия!
Лида медленно обернулась. Её лицо было бледным, но спокойным — таким бывает у человека, который уже принял решение и больше не сомневается.
— А разве ты вносил вклад в это «общее благополучие», Семён? — спросила она мягко, но в её голосе не было ни капли тепла. — Ты помнишь, когда в последний раз приносил что-то кроме проблем? Когда сам решил вопрос, вместо того чтобы перекладывать его на меня? Эти деньги — мои. И я сама решаю, как ими распорядиться. Не ради твоих амбиций. Не ради твоего статуса среди таких же бездельников, как ты сам.
Слова «твои амбиции» больно ударили по его самолюбию. Он дернулся, как от удара.
— Мои амбиции тебе не нравятся? — процедил он сквозь зубы. — Так вот, милая, желание иметь что-то своё, нормальное, мужское, — это не амбиции, это нормальная потребность. А ты, видимо, не способна этого понять. Для тебя важны только крыша, кредиты и какие-то там счётчики. Нет в тебе ничего живого. Только цифры да подсчёты. Приземлённая до невозможности. Жить с тобой — как в бухгалтерии.
— Возможно, так и есть, — пожала она плечами. — Может быть, я слишком земная, слишком практичная. Но мне не стыдно за это. Мне стыдно за то, что я годами позволяла тебе жить за мой счёт, считая это чем-то должным. Лодка — это не цель, Семён. Это показатель. Показатель того, что ты никогда не видел меня как равного партнёра. Только как источник дохода, мамочку и терпилу.
Он замялся. Впервые Лида говорила так прямо, без оглядки, без попыток смягчить слова.
— Плевать тебе стало, да? — выдавил он, чувствуя, как уходит почва из-под ног. — На семью, на нас… Из-за какой-то лодки?
— Нет, Семён, — твёрдо ответила она. — Не из-за лодки. Из-за тебя. Из-за твоего отношения ко мне, к нашим детям, к нашей жизни. Лодка — лишь повод. Последняя капля. Ты считаешь, что я всё разрушила? А кто каждый день подтачивал наш брак изнутри? Кто превратил меня в финансовую подушку безопасности, которая должна всё решать, всё прощать и всё терпеть?
Её голос был ровным, но каждое слово резало, как нож.
— Ты думаешь, это любовь? — продолжала она. — Это не любовь. Это зависимость. Я была твоим банкоматом, твоей опорой, твоей совестью. А ты даже не интересовался, чего хочу я. Что мне нужно. У меня тоже были мечты. Но они всегда шли вторыми после твоих хотелок.
Семён открыл рот, но не нашёл слов. Впервые за много лет он почувствовал, что потерял контроль. Не над ситуацией — над жизнью.
— Ты правда хочешь всё разрушить? — спросил он хрипло. — Ради этого?
— Я не хочу разрушать, — ответила Лида. — Я хочу начать жить. По-настоящему. Без постоянного страха перед завтрашним днём, без необходимости оправдываться за каждую потраченную копейку. Хочу чувствовать себя хозяйкой своей жизни. А не твоей финансовой страховкой.
Она сделала паузу, потом добавила:
— Я не твой банкомат, Семён. Я человек. И теперь буду жить для себя. Как ты когда-то сказал. Только вот у тебя это называлось «жить для себя», а у меня — «себе на жизнь обеспечить».
Семён молчал. Он осознавал, что это конец. Не просто спора, не просто недоразумения — всего. И эта мысль вызывала в нём панику, которую он не мог контролировать.
— Мы же семья… — прошептал он.
— Были, — ответила Лида. — А теперь — прошлое. Ты давно перестал быть мужем. Теперь я перестаю быть женой.
Она развернулась и ушла, оставив его одного в густой тишине кухни, где ещё витали запахи вчерашнего ужина и горечь окончательного прощания.
Семён остался стоять посреди комнаты. Его взгляд затуманился, мысли метались, как испуганные птицы. Он чувствовал, что внутри него что-то треснуло. То ли сердце, то ли уверенность в себе, то ли связь с той жизнью, к которой он так привык.
И в этот момент он понял: он действительно один.
Именно так, как жил всегда — за чужой счёт, чужими силами, чужой жизнью.
Только теперь — этой чужой жизни больше нет.